Бессмысленность, беспомощность, отчаяние – на мой взгляд, это то, с чем мы чаще всего сталкиваемся в свете сложившихся событий.
Война заставляет осознать ограниченность человеческих возможностей – как много контроля не находилось бы в наших руках, мы не может сдержать исторического вихря. На фоне судьбоносных решений, принимаемых за закрытыми дверями, и полной непредсказуемостью каждого дня, мы как никогда явственно осознаем свое влияние на окружающий мир – и когда гибнут люди, когда разгоняются протесты, не несущие за собой ничего, когда всё стремительно рушится, падает, мы можем ощутить ограниченность выбора как его отсутствие, как свою полную беспомощность.
Когда мы чувствуем, сколь хрупка человеческая жизнь; сколь цинично она может продаться за чужие ценности, страсти, желания; сколь неистов и безразличен каток, под который попадают даже не люди, а целые нации – приходит отчаяние. Невозможность противостоять урагану создаёт видимость близости смерти – так, словно она не всегда подле нас. Но в такие моменты защиты падают, отрицание сменяется страхом и гневом: всё не может и не должно быть таким!
В конце концов, когда беспомощность и отчаяние объединяются, они создают нового монстра – бессмысленность, что яркими вспышками панических атак, истерик, бега из угла в угол, даёт о себе знать. Мало нам осознать, сколь малы мы даже не в масштабах космоса, а в масштабах планеты, и сколь уязвимы в каждый момент, когда делаем новый вдох или новый выдох, но еще и оказывается, что всё это по сути, все эти страхи, страдания не несут никакого сакрального смысла.
Бессмысленность, беспомощность, отчаяние. Это то, что мы вспоминаем, когда думаем про войну в мирное время. Но есть еще и четвертый Всадник, чьи очертания так зловеще выглядят в сегодняшней мгле. Я бы могла назвать его «разочарованием», несмотря на то, что это словно не вмещает в себя всё обилие боли, сопровождаемой нас в это время.
Когда мир вокруг рушится, у нас еще остаётся надежда – ведь мы не одни? Есть еще люди, которым также страшно и также больно, что и нам. У нас есть вера в общность, что сильнее беды. Но что остаётся от этой веры, когда в разгар пожара мы сталкиваемся с тотальным разочарованием? Когда мы узнаем, что друзья, коллеги, соседи, даже самые наши близкие – родители, партнеры и дети, имеют совершенное иной взгляд на происходящее? Как много я за последние дни встречалась с речами: «мы так долго вместе, я представить не могла, что он такого мнения о войне!», «я давно с ним работаю, никогда бы не подумал…».
Нам начинает казаться, что такие фундаментальные человеческие ценности как «жизнь другого», как «мирное небо над головой» - уже не так очевидны и безапелляционны. Что это не кто-то там далеко думает иначе, будь он американцем, мусульманином, феминисткой, левым, правым или кем-либо еще, а тот, кому мы каждое утро говорили «привет». И если человек оказывается внутри круга, так кардинально отличного от его мироощущения и мировосприятия, то всё остальное, пугающее и выбивающее почву из-под ног, увеличивается стократно.
Сейчас я понимаю, как удивительно эти Всадники пересекаются с экзистенциальными данностями, под которыми великий психолог Ялом подразумевает смерть, изоляцию, свободу и бессмысленность.
Вопиющая несправедливость и разрушение видимости понимания того, как работает мир, судьба и другие люди; песочные замки, так тщательно строящиеся нами всё время и так легко рассыпающиеся при ветре, встречают нас с такой данностью как бессмысленность.
Отсутствие контроля, невозможность распорядиться собственной волей так, как того хотелось бы; осознание рамок, в которых ты существуешь, и в то же время неимоверная затопленность мыслями, чувствами, которым нет места, встречают нас с такой данностью как свобода.
Хрупкость человеческих жизней и куски железа, мчащиеся с невообразимой скоростью и способные стереть в порошок всё, что напоминает о цивилизации, встречают нас с такой данностью как смерть.
И бесконечное многообразие человеческих взглядов, удивительная сложность и запутанность личностей и их ценностей, морали и смыслов, встречают нас с такой данностью как изоляция, или одиночество.
Мы дрожим сейчас от того, как стремительно меняется мир. На самом деле меняемся мы. Мы стоим перед волной тотального пересмотра всего, чем обладали раньше. Эта волна страшит каждого и каждый содрогается, видя её скорость и размер. Что можем мы сделать, с учетом всего вышесказанного? Наберите побольше воздуха в легкие – вам долго быть под водой. Но за любым приливом идет отлив. За любой смертью шагает жизнь. За любой войной воцарится мир.
